Строительство горного курорта «Кокжайлау» окажет негативное и необратимое воздействие на животный и растительный мир Заилийского Алатау
Г-НУРОВ, Я НЕ ПРОЩАЮСЬ!
В одной из последних глав расследования по «Кокжайлау» я написал, что порочное управление (работа ТОО «Almaty Mountain Resorts», или сокращенно AMR) порочным проектом (строительства горного курорта в урочище) неизбежно приведет к порочным результатам.
Порочности проекта я уделял больше внимания в начале года, когда опрашивал экспертов и публиковал интервью с ними на портале Ratel.kz.
После закрытия ресурса я продолжил расследование в своем фейсбуке и сконцентрировался на порочном управлении, то есть на действиях команды г-на Н. Нурова. Немало накопал, и там еще писать не переписать.
Тем не менее, дата общественных слушаний уже скоро – 19 октября. И я решил, что сейчас важнее еще раз напомнить об опасности строительства курорта, поскольку те статьи не только успели забыться, но и недоступны в интернете ввиду прекращения работы Ratel.kz. Хотя совсем не утратили своей актуальности.
Впрочем, с Наилем Фаридовичем и его dream team я, конечно, не прощаюсь. И буду писать о них при каждом удобном случае.
Тем более что в эти дни в разгаре судебный процесс по иску генпроектировщика курорта, ТОО «ГеоДата Плюс», к ТОО «AMR» о незаконности действий.
27 сентября состоялось второе заседание, где Данияр Джунусов, юрист г-на Нурова, вчинил «ГеоДате» встречный иск, в котором требует, чтобы разработчик проекта подготовил и провел… общественные слушания. Хотя по закону это должен делать заказчик проекта, то есть управление туризма и внешних связей, а не его исполнитель (см. «Правила проведения общественных слушаний»).
Судья решила привлечь к процессу в качестве третьей стороны управление туризма. Следующее заседание – 9 октября в СМЭС г. Алматы (угол Шевченко и Байзакова).
Но не будем отвлекаться.
ОТ БУЛЬДОЗЕРА РАНЫ НЕ ЗАЖИВАЮТ
В одном из материалов, вышедших зимой, я попросил директора Центра прикладной биологии Казахстанской ассоциации сохранения биоразнообразия кандидата биологических наук Сергея Скляренко рассказать о том, какой урон нанесет курорт растительному и животному миру не только конкретного урочища, но и всего Иле-Алатауского национального парка.
В. Б.: Сергей Львович, давайте посмотрим, чем ради курорта решили пожертвовать. ОВОС (оценка воздействия на окружающую среду) базируется на принципах сохранения и совместимости. То есть строительство курорта не должно приводить к уменьшению биологического разнообразия, не наносить некомпенсируемый ущерб животному и растительному миру.
С. С.: В старом ТЭО проекта (от 2014 г. – В. Б.) раздел по животному миру разрабатывал Юрий Грачев, квалифицированный зоолог, специалист по млекопитающим. По ботанике работала Анна Иващенко, один из лучших специалистов по горной растительности.
Они сделали отличный анализ. Юрий Александрович детально описал воздействия на животный мир – и крупные, и мелкие, которые мне бы даже в голову не пришли. Анна Андреевна тоже дотошно описала всё. Это была хорошая оценка, объективная и грамотная, абсолютно ничего не спрятано – и в ней показано, что всё будет плохо.
Но выводы делали не эти специалисты: их делал заказчик. И в них написано, что всё будет хорошо, а воздействие (на окружающую среду. – В. Б.) будет локальным, несущественным, обратимым. Что такое «обратимое воздействие»? Это значит вырубить ели, построить курорт, потом его снести — и надеяться, что животные туда вернутся и елки будут снова расти.
В том же ТЭО был небольшой раздельчик по растительности на Шымбулаке вдоль дороги, возле опор гондольной трассы и т. д. Так вот, там сказано, что участками идет эрозия почвы и для восстановления растительности, в отсутствие дополнительных воздействий, требуется 20 лет. Причем это малая дерновидная растительность, не ельники.
А к таким факторам воздействия, как «беспокойство», даже мелкие птицы не приспосабливаются. Это доказано исследованиями на европейских горнолыжных курортах, которым десятки лет и они уже давно заросли лесом.
А с эрозией почвы вообще ничего поделать нельзя. Горнолыжный курорт – это всегда эрозия склонов. При любом системном уходе и самом бережном отношении – она неизбежна.
В. Б.: А если еще делать, как на склоне Шымбулака, где бульдозерами уничтожили альпийский луг…
С. С.: Это абсолютное варварство. Кроме того, как говорят горнолыжники, безнадежно испортили склон и для катания, он стал скучным. При «профилировании» склоны просто разрушаются. А на Кокжайлау предполагается профилировать склоны в значительной мере, и эрозия там будет страшнейшей.
В общем, воздействие может быть обратимо только при полной ликвидации курорта. Да и то – как быстро обратимо? Если бульдозер пройдет по песчаной пустыне, ветер заметет — и через год следов не найдешь. А когда бульдозер ковырнул ножом в горах – то всё, в масштабах человеческой жизни эта рана навсегда. За столетия, возможно, она и затянется. Но живущий ныне человек этого «затягивания» уже не увидит. Ни один.
В. Б.: Значит, Кашпировский тут не помощник: такие рубцы не рассасываются.
С. С.: Рекультивация почвы возможна только на пологих участках. На склонах ничего не получится. Причем в ТЭО показано, что на Шымбулаке в результате строительства занесена сорная растительность, вытесняющая местные виды растений. То же самое будет и на Кокжайлау.
(Здесь я опускаю рассказ Сергея Скляренко о снежном барсе, поскольку публиковал его не так давно, 5 июля, в главе «Нурали Алиев станет казахстанским Ди Каприо?».
НА ВОССТАНОВЛЕНИЕ УЙДЕТ 200 ЛЕТ
В. Б.: Если для диких зверей сократить ареал обитания, они, в отличие от людей, не смогут «уплотниться» и либо уйдут из этих мест, либо их популяция сократится. Наверное, такие «правила общежития» относятся не только к животным, но и к растениям?
С. С.: Это всё так. Если какой-то вид растет на территории 1000 га и из нее вырезать для застройки сто гектаров, он останется на 900 га и нигде заново не появится. И ни о каких пересаживаниях речи нет. Это очень непрофессионально – говорить: мы пересадим растения. Ну, ничего там нельзя пересадить, это смешно. Как можно пересадить 30-метровую ель? Спилить ее можно, да.
В. Б.: Но, строго говоря, на самом плато Кокжайлау есть большой участок не дикорастущих елей, а посаженных.
С. С.: Этим посадкам столько лет, сколько я себя помню, они были всегда. Но до сих пор не создают впечатления взрослого леса. Я студентом на Большое Алма-Атинское озеро ходил: некоторые ели были высотой со шкаф, сейчас они всего по пять метров, а сорок лет прошло.
В. Б.: Какая должна быть рекреационная нагрузка (степень непосредственного влияния отдыхающих на природные комплексы) на Кокжайлау и какой она будет после завершения строительства?
С. С.: Начнем с того, что здесь большая дырка в законодательстве. Нигде не написано, где и какой эта нагрузка должна быть. Сейчас посмотрю расчеты для ельников, которые делались для Заилийского Алатау. Вот, из устава национального парка: для среднегорья — один человек на гектар. Но это же не для горнолыжного курорта цифра. Там будет как минимум в десятки раз больше.
В. Б.: К чему ведет повышенная нагрузка?
С. С.: К деградации мест обитания. Человек же не будет просто стоять на пятачке. Трава вытаптывается. Птиц и зверей почти не увидите, кроме грызунов, которые ничего не боятся. Самые красивые цветы исчезают. А с ними – бабочки. И ландшафт из живописного превращается в бедный и скучный. А деревья будут расти. Пока их не срубят.
В. Б.: Какое время потребуется, чтобы восстановить порубленное?
С. С.: Лет двести. Но речь не идет о полном восстановлении: это нереально. В случае строительства курорта все изменения растительного и животного мира урочища будут необратимы, к сожалению.
ОТ КУРОРТА В КРАСНОЙ КНИГЕ НЕ СПРЯЧЕШЬСЯ
В. Б.: Сколько всего на территории Кокжайлау видов растений и животных и сколько из них редких, исчезающих, эндемиков?
С. С.: Флора здесь разнообразна – всего 700-800 видов растений. В зоне прямого влияния курорта окажется треть. Из них редких – 34, реликтовых – 9, эндемичных – 9. В Красную книгу РК занесены 16 видов, в том числе в международный список исчезающих растений – яблоня Сиверса и абрикос обыкновенный.
Из фауны встречаются до шести десятков видов млекопитающих, две сотни видов птиц, а также пресмыкающиеся и земноводные.
Под угрозой исчезновения находятся снежный барс, тянь-шанский бурый медведь, каменная куница, туркестанская рысь, из пернатых – черный гриф, черный аист, бородач, орел-карлик, синяя птица и т. д., всего больше десяти видов.
ЯБЛОНЯ СИВЕРСА БЕЗЗАЩИТНА ПЕРЕД АКИМАТОМ
В. Б.: Когда со стороны ущелья Алмаарасан начинали строить дорогу в сторону курорта, там краснокнижные яблони Сиверса собирались рубить. Но это же вроде бы правонарушение.
С. С.: С охраной растительного мира у нас интересно вышло. С фауной понятнее. Есть закон об охране животного мира, там формулировки достаточно четкие: недопустимо уничтожение редких видов, разрушение мест их обитания и т. д. А закон о растительном мире у нас отсутствует как таковой! Есть Лесной кодекс, там предусматриваются какие-то штрафы, но растительность, которая не относится к лесу, «выпадает» и в результате не очень хорошо охраняется. Поэтому, если что-то случается на землях за пределами государственного лесного фонда: хищническая вырубка, заготовка лекарственных трав и т. д., — с этим очень сложно бороться, потому что законодательство подвисает.
И вот получается: для того чтобы добыть из природы краснокнижное животное (для зоопарка или других целей), нужно специальное постановление правительства на изъятие определенного количества редкого вида. Оно разрешает, условно говоря, поймать двух ящериц, барса или пару джейранов.
В. Б.: Такие постановления — разовые?
С. С.: Разовые! Для видов животных из Красной книги никаких квот отлова не существует. А вот чтобы срубить десяток яблонь Сиверса или пяток абрикосов – выходит, никакого постановления правительства не нужно. Достаточно решения заказчика, в данном случае – управления акимата. Он просто выплачивает компенсацию.
КОГДА ЛЕВЫЙ КАРМАН КОМПЕНСИРУЕТ ПРАВЫЙ
В. Б.: В своем анализе вы писали, что эти компенсации фактически перекладываются из одного кармана в другой. Поподробнее расскажите.
С. С.: Компенсация из чего складывается? Строили дорогу, срубили дерево – ущерб должен быть компенсирован. Есть шкала исков по возмещению ущерба растительному и животному миру. Срубить ель стоит столько-то, считают количество елей, которые будут спилены под застройку, актируют – и вот энное количество МРП должно пойти в госбюджет.
Но дорогу строят, тянут коммуникации, готовят площадку под застройку – и платят компенсации! — на деньги государства. В лице Алматинского акимата. Совершенно дикая ситуация! О каком возмещении ущерба природе речь, если деньги просто прошли по кругу? Ущерб даже не возмещен национальному парку. Вообще, компенсации за все нарушения: незаконную вырубку, браконьерство — не идут на целевые счета на охрану природы, а уходят в единый республиканский бюджет, как в черную дыру. И там уже тратятся по усмотрению государства.
Иначе говоря, по факту за данный конкретный ущерб возмещения — нет. Денежная компенсация отсутствует напрочь. Потому что деньги идут не туда.
Какая еще в теории может быть компенсация? Посадки, например.
В. Б.: С коэффициентом 1:5 – одно дерево срубили, пять посадили.
С. С.: Ну да. Что касается участка Кокжайлау, там компенсационные посадки не имеют смысла: зачем в имеющийся лес подсаживать еще сто елей? Что это даст? Фактически ничего. Это натуральный лес, здесь идет естественное лесовосстановление. Посадки разумны там, где случился катаклизм – скажем, пожар на сопке Мохнатка. Там можно искусственно ускорить процесс восстановления.
ЛУЧШЕЕ, ЧТО МЫ ИМЕЕМ, НЕ СДЕЛАНО РУКАМИ
С. С.: Сторонники проекта почему-то изо всех сил не хотят видеть убыточность курорта. То, что он не даст ожидаемого эффекта. Доходы горнолыжных курортов во всем мире падают, они уже не в тренде. В это же время мы наблюдаем бурный рост экотуризма.
В Казахстане привлекательных вещей, с точки зрения западного туриста, — раз-два и обчелся. Национальные традиции – это на любителя, на определенную прослойку людей. Древних городов у нас нет, только останки городищ. Современные города никого не потрясают, из-за них не едут с другого конца света. Всё, что у нас есть, — это ландшафты. Объективно — больше в Казахстане показывать нечего.
Поэтому экотуризм – самый перспективный вид туризма в Казахстане. И чуть меньший сегмент – экстремальный туризм: альпинизм, сплав по рекам. В общем, природа – это лучшее, что мы имеем.
В. Б.: То, что, как и дети, не сделано нашими руками.
С. С.: (Смеется.) Да. За потрясающими пейзажами сюда люди летят, а не за горнолыжными курортами. И гробить остатки природы возле города – ну совершенно дико. Хотя курортов возле Алматы хватает. Есть Шымбулак, есть пара других, которые нужно довести до ума, — Акбулак и Табаган. И наверняка будут строить курорт «Южный Каскелен». О нем молчат, потому что все говорят о «Кокжайлау». Но «Каскелен» еще два года назад стоял в планах развития туризма Алматинской области (в этом году его вновь включили в мастер-план горного кластера. – В. Б.).
В. Б.: В Тургене еще Кунаев собирался курорт строить.
С. С.: Может, это хороший вариант с точки зрения горнолыжной: склоны интересные, не очень много надо рубить. Но мне как зоологу он не очень нравится: всё-таки мощный фактор беспокойства в нетронутых местах.
В. Б.: Но если уж выбирать между Кокжайлау и Тургенем — где лучше строить?
С. С.: Я выберу Каскелен (смеется). Объективно! Флора и фауна там, конечно, тоже важны, но это ущелье уже значительно подыспорчено, и вписать туда курорт было бы логично и не так болезненно.
А Кокжайлау – единственный прогулочный горный участок возле города, куда есть относительно легкий доступ на общественном транспорте. И было бы совершенно неразумно грохнуть его. Даже с экономической точки зрения – абсолютная нелепость.
НАРОД ДОЛЖЕН ЗНАТЬ СВОИХ ГЕРОЕВ
В. Б.: Давайте считать. С точки зрения экономики строить курорт – нелепо. С горнолыжной – ну очень сомнительно. С позиций зарубежного туризма – уже и аким Алматы признал, что на международный уровень «Кокжайлау» не тянет. Берем экологический аспект – никакой пользы, кроме страшного вреда растительному и животному миру. Какой остается резон городить курорт? Только прибрать к рукам землю. Тысячу гектаров роскошного пока ландшафта.
С. С.: Кроме земли, никаких причин не видно. И, может быть, еще желание элементарно заработать на строительстве. Не будем говорить о «левых» вещах, но это элементарно огромные подряды. В сумме – на сотни миллионов долларов. Но нельзя же всё мерить на деньги и просто из-за больших подрядов уничтожить урочище.
Как только начнут строить, было бы хорошо поставить на въезде доску почета с лозунгом «Мы строим «Кокжайлау»!» — с портретами проектировщиков, строителей, работников акимата, всех, кто что-то подписывал и продвигал проект. Чтобы народ знал своих героев!
В. Б.: Хорошая идея.
С. С.: Ну, а почему нет? Люди же должны гордиться тем, что они делают, согласитесь. И получать моральное удовлетворение от своей работы. А то получается, у нас крайний один Байбек, который получил проект «по наследству». Хотя он свернул масштаб курорта.
В. Б.: Кстати, я как-то на фейсбуке написал пост о том, что сейчас, кроме акима, пары чиновников и нескольких блогеров, никто публично не «топит» за курорт.
С. С.: Да, четыре года назад сторонники проекта были гораздо активнее.
В. Б.: Видимо, вырос – слегка переиначу ваш термин – «фактор беспокойства о репутации». Как личной, так и деловой. Есть риск стать нерукопожатным: «А-а, это тот бизнесмен, который бабки на уничтожении природы колотил?»
С. С.: Мое предположение таково: активная фаза пропаганды курорта прошла, и медленно, но верно находят деньги и покомпонентно проект начинают реализовать.
ДЕПУТАТЫ ДОЛЖНЫ ПРОЯВИТЬ СВОЮ ПОЗИЦИЮ ПОИМЁННО
В. Б.: Вы сторонник «нулевого варианта»?
С. С.: По отношению к горнолыжному курорту – да. Считаю, что в урочище Кокжайлау его строить нельзя. Но полностью «нулевой вариант» – это оставить всё как есть. А он, на мой взгляд, малореалистичен. Я — сторонник экопарка.
В. Б.: Что нужно сделать, чтобы в урочище не было курорта? Комментаторы на фейсбуке предлагали мне Леонардо Ди Каприо написать.
С. С.: (Смеется.)
В. Б.: А что тут смешного? Он же всемирно известный защитник снежного барса. Предлагал участникам Бишкекского саммита подписать петицию «Save snow leopards!»
С. С.: Да. Посол мира ООН по вопросам климата.
В. Б.: Тем более. А строительство курорта несет угрозу популяции ирбиса, вы сами говорили. Потом еще было предложение, чтобы общественный совет при акимате провел поименное голосование — ГЛК «Кокжайлау»: ты за или против?
С. С.: Было бы очень полезно, чтобы и маслихат устроил нечто подобное. У нас же есть для чего-то депутаты? Курорт — очень серьезное для города дело. А самое главное – это гигантские деньги из бюджета Алматы. И депутаты, и общественный совет должны поименно проявить свою позицию. Это будет правильно.
ЗАГРАНИЦА НАМ НЕ ПОМОЖЕТ
В. Б.: Является ли затея с курортом нарушением международной Конвенции «О биологическом разнообразии», ратифицированной Казахстаном?
С. С.: Да, можно под это подвести. Однако, к сожалению, хоть конвенция вроде бы обязывающая, но не имеет механизмов принуждения. У нее нет прямого действия, она декларативная.
В. Б.: Что вы можете сказать, резюмируя наш разговор о Кокжайлау?
С. С.: Ни одна заграница нам не поможет. Если мы сами себе не поможем, на международные организации в этом вопросе надеяться нельзя. Можно надеяться на их моральную поддержку, но никакого реального воздействия они оказать не смогут. Это наше внутреннее дело, которое мы должны решать сами.
НЕ ПРОПУСТИТЕ ОБЩЕСТВЕННЫЕ СЛУШАНИЯ
Если вам, читающим эти строки, небезразлична судьба урочища Кокжайлау, приходите на общественные слушания по проекту.
Они состоятся 19 октября 2018 года у черта по адресу: Алматы, микрорайон. Алгабас-1, дом 5, AlmatyArtCenter, зал «Nomads», вход со стороны Атлетической деревни. Начало в 10.00.
Предварительную заявку можно подать по телефону +7 708 123-08-71.
Фото: Олег Лукановский, Казахстанская ассоциация сохранения биоразнообразия.
